— Как Может войти в один образ вся Вселенная? — опять спросила Стеша, всматриваясь в темное небо, что так же спокойно висело над ее домом, и уже хотела открыть дверь, ведущую в комнату, но тут кто-то из темноты ей ответил:
— А как могут в Тишину войти все звуки или в Свет все цвета радуги?
— Однако же! — улыбнулась Стеша.
Санжей остервенело гнал машину. Он знал, что так ездить здесь нельзя. Но он гнал машину, совершенно не понимая, почему ему становится от этого легче.
Что-то плотно захлопнулось в его жизни, а что — он так и не мог осознать. Да, его женили, не спрашивая, без любви, совершенно традиционно и естественно для Индии. Чужая женщина готовила ему завтрак, рассказывала ему новости, а ночью ложилась в постель, и ничего он с этим поделать не мог. Потому что так решила его семья. А семья в Индии — это Закон, и закон более строгий, чем все законы государства вместе взятые, потому что если человек пойдет против семьи, то он останется без ничего, без денег, без связей и без какой-либо защиты. Ибо именно семья определяла и статус, и репутацию, ибо именно по семье судило о человеке и давало путевку в жизнь индийское общество. Это было столетия раньше и столетия спустя. Ничего не изменилось с тех давних пор, когда эти законы еще впервые были кем-то установлены.
Поэтому у Санжея не было выбора. Хоть и пытался он как-то изменить ход событий, и даже уже склонил родственников на разрешение жениться на Стеше, но в последний момент все оборвалось. Стеша замуж выходить наотрез отказалась, матери срочно понадобился наследник-внук, а дядя привез из своего города девушку, которая понравилась родственникам…
И Санжей сдался.
— Как так можно, — удивлялась Стеша, — женить людей — словно сводить для случки породистых собак?
Санжей был глубоко шокирован ее высказыванием, оно запало ему в душу и не давало, как полагается в Индии, привыкнуть к жене. Напрасно мама заказывала бесконечные пуджи для счастья новобрачных, все равно Санжей каждый день думал о Стеше, и эти думы разрывали его сердце.
Он плакал. Он плакал и давно не стеснялся своих слез, которые стал иногда запивать виски…
На столе прямо из пространства возникла книга «Пятьдесят Строф Благочестивого Почитания Гуру» великого учителя Ашвагоши.
Стеша, закрыв глаза, наугад ткнула пальцем, открыла страницу и прочитала: «Таким образом, когда ваш Гуру гневается на вас, постарайтесь разглядеть в этом метод, посредством которого он укрощает ваш разум и ведет вас к Пробуждению».
Девушка немного посидела, словно застыв, потом закрыла книгу и прошла в спальню.
Стивен проснулся от еле слышного шороха, это зашла Стеша. Она на цыпочках подошла к платяному шкафу и стала перебирать вещи, по-видимому решая, что надеть. Она внимательно посмотрела на него, но он прикинулся спящим и, даже слегка посапывая, в небольшую щелочку между век наблюдал, как она прикидывала одежду. Потом, быстро скинув с себя длинную футболку и оставшись в лифчике и трусиках, она надела платье, расшитое индийским орнаментом, поддела под него такого же цвета штанишки и, схватив с вешалки расписной шарфик, вышла из комнаты. Он слышал, как Стеша хлопнула входной дверью, провернула в замке ключ и сбежала по ступенькам вниз. Все стихло.
Ну вот, меня заперли, как ребенка, обиженно подумал Стив. Он лениво потянулся, встал, сходил в туалет, не заметив ни Потапова, ни Камини. Сделал несколько упражнений, чтобы размять затекшие мышцы, но голова закружилась, и он решил, что делать гимнастику еще рано, поэтому просто немного походил по комнатам, не зная, на что убить время, и остановился около Стешиного письменного стола, рассматривая книги. Но книги читать ему не хотелось. Еще с минуту он колебался, но потом все-таки потянулся к тумбочке, где лежала ее сумка, и, открыв ее, осторожно вытянул знакомую маленькую книжечку, исписанную мелким красивым подчерком.
Нет, новых записей в ней не появилось. А он почему-то надеялся, что она напишет что-нибудь о нем. Но она ничего не писала. Тогда он открыл наугад еще одну странницу, написанную на жутко неграмотном английском:
«Включила Хип-Хоп, остаюсь в Сансаре. Имеется в виду только то, что в то время, когда я потворствую своим прихотям или наслаждаюсь земными проявлениями бытия, борьба за свободу прекращается.
Конечно, я пытаюсь оправдать себя, что где-то привношу свои привязанности «на путь» по условиям секретных буддийских практик и стараюсь все представлять «единого вкуса», но мои рецепторы для этого еще явно не совершенны. А обманывать себя — это даже хуже, чем обманывать других, потому что самообман — это неконтролируемая деградация.
Я слушаю Хип-Хоп, и по моим жилам начинает струиться горячая кровь. Она заставляет пробуждаться от Тамаса, выгоняет застои из организма, и я начинаю хотеть жить. Потому что совсем ничего не хотеть — это болото.
Иногда желания спят, а ты думаешь, что ты стал продвинутым или почти Святым. Но копни глубже, и тут же полезет вонь укоренившихся омрачений.
Энергию желания можно обмануть. Заставить работать на самосовершенствование, а для особо продвинутых — на благо Человечеству.
Вот я пытаюсь эту теорию применить на практике. Я играю с этими желаниями, погружаю себя в трясину глупости, потом в огонь страсти, а потом вытряхиваю из своего ума скорпионов, жуков и тараканов. Ищу себя, свое «Я». Но без всех этих всевозможным насекомых «Я» тоже не существует. Мы лишь набор элементов, составляющих разные композиции.
Сначала это было грустно признать. Хотелось быть кем-то, но чем больше хочешь быть кем-то, тем больше ответственности сваливается на твою голову.