Как ни странно, Стеша продолжала жить.
Стеша домой не пошла. Она пошла в самый большой ресторан Маклеоганджа и, сев за стол, что находился почти в самом центре зала, заказала виски с кока-колой.
Ей было все равно, что большая часть посетителей ресторана ее знала, что люди с нескрываемым осуждением смотрели на ее заказ, и их удивленные взгляды внимательно наблюдали, как она пьет виски, практически не закусывая.
Губы жгло и горло горело. Но ей было все равно. Она рассматривала разноцветные фонарики, украшавшие низкий потолок и огромную стену, которая состояла целиком из зеркала, отражавшего мир людей, и среди этих отраженных людей лицо Стеши было каким-то особенным.
А из низких окон, похожих на окна подводной лодки, нестерпимо тянуло вечерней сыростью.
Стеша «гуляла»!
Она праздновала не только пошатнувшуюся веру в своего Учителя, но и потерю своего хорошего друга Гонпо.
Когда лица посетителей слегка уже стали расплываться, среди них появилось новое лицо, и лицо это ей мило улыбалось.
— Стеша, как удивительно, что ты здесь! — вскричала Валя и, отстранившись от сопровождавших ее двух тибетцев, весело направилась к столу, где в одиночестве сидела Стеша.
— Валюшка, я так и знала, что тебя здесь встречу! — весело сказала Стеша, встав навстречу из-за стола и обнимая подругу.
— Не мудрено, это ведь самый любимый мой ресторан, — сказала Валя, плюхаясь рядом.
— Что будешь пить?
— То же, что и ты.
— Ух ты! А ты не боишься, что тебя осудят, в Индии ведь девушкам даже пиво неприлично пить?
— Ну ты ведь не боишься?
— Уже нет, мне все равно.
— Да, налицо явные перемены. Ты ведь мне в прошлом году так старательно объясняла правила поведения для женщин, пребывающих в Индию, чтобы не подпортить свою репутацию на всю жизнь, а сама сейчас их явно не придерживаешься.
— Ты знаешь, я поняла странную вещь, — стала объяснять Стеша, по-хозяйски наливая виски в поднесенный стакан, — что, соблюдай ты правила или не соблюдай, люди все равно, если им захочется, найдут, как тебя очернить… впрочем, так же, как и возвысить. Мне кажется, над всем этим работают некие глубинные механизмы взаимосвязей человека и общества.
— О, это уже интересно. Продолжи, пожалуйста.
— Все дело в том, что наши собственные накопления, я имею в виду действия, образы и мысли, каким-то образом влияют на этот процесс, а вовсе не абсолютный показатель значимости для общества того или иного индивида…
— Ты всегда начинаешь философствовать, когда пьешь?
— Наверное, просто мои повседневные мысли начинают просачиваться наружу. Обычно мне некому здесь это говорить. Просто здесь нет никого, кому бы это было интересно. Здесь можно говорить о том, где и в каком ресторане хорошо готовят, про грязь местных кухонь, про то, где можно купить шали или ритуальные предметы, про то, кто и с кем дружит… и много подобного пустословия, но все это так скучно… — Стеша откинулась на спинку стула и, отбросив челку назад, продолжала: — Скажи, пожалуйста, как можно колоссальный уровень мировой культуры, накопленный за всю историю человечества, вместить в одну тантрическую садхану? Или нет, не так, в один образ?
— В чей образ?
— Джецун.
Валя засмеялась.
— Вот ты смеешься, а ведь это совершенно не смешно…
— Значит, я тебя не очень поняла.
— А давай лучше пойдем танцевать, смотри, какая классная музыка, — вдруг сказала Стеша, понимая, что разговор принимает не тот оборот.
— Но здесь танцевать не принято, — удивилась Валя.
— А мы примем, проблем нет, есть музыка, есть площадка, где можно танцевать, пошли! — Она схватила Валю за руку и весело, под совсем уже ошарашенные взгляды посетителей и официантов, повлекла подругу за собой в центр зала.
Но через минуту к ним уже присоединились Валины друзья-тибетцы. А через пять минут иностранцы из Канады, и из Германии тоже. А через пятнадцать в центре зала самого популярного ресторана Маклеоганджа танцевала уже большая разношерстная толпа.
Публика завелась, всем понравилось это новое действо, и расходиться никто не хотел. Музыка звучала все ритмичнее, и уже сами официанты, ранее настороженные, а теперь вполне расслабленные, весело пританцовывали, неся заказы клиентов на своих металлических подносах.
Стеша остановилась среди прыгающих голов. У входа стоял Санжей и строго смотрел на нее. Она хотела отвернуться и сделать вид, что его не заметила, но он вошел в центр ликующей толпы и схватил Стешу за руку.
— Что тебе надо! — закричала она, пытаясь высвободиться. Но высвободиться не удавалось.
— Пойдем отсюда!
— Сейчас, так я тебя и послушалась!
— Пойдем, я отвезу тебя домой.
— Хватит командовать, иди и командуй своей женой! — кричала сквозь голос Шакиры разъяренная Стеша.
Тогда Санжей молча взял ее в охапку и понес к выходу, невзирая на то, что она била его руками, изо всех сил болтала ногами и что-то обидное кричала на своем непонятном русском.
Он вынес ее на улицу и посадил в машину.
— Стеша, — раздался голос выбежавшей следом Вали. Она подбежала к машине и спросила: — У тебя все в порядке?
— О чем это ты? — усмехнулась подруга.
— О тебе, конечно.
— Не беспокойся, — сказал Санжей, — я ее старый друг.
— Я знаю, я не о том, — перебила его Валя. — Стеша, у тебя все в порядке? — еще раз спросила она, но машина уже тронулась, и Стеша печально помахала подруге уже из-за стекла.
— Валя, — выдохнула Стеша и обхватила руками голову, — Валя, что же мне делать? — шептала она, и по щекам неудержимо текли слезы.