Блаженная несвобода - Страница 33

Но когда уже полетела на пол его выгоревшая на солнце рубашка и ее лифчик, когда уже руки стали сплетаться и плыть по очертаниям тел, когда жадные губы мужчины стали спускаться ниже к нежной плоти ее груди, Стеша напряглась и, тяжело дыша, выдохнула:

— Хорошо, но только один раз и больше никогда.

— Как это один? — замер Стивен.

— А так, это мое правило.

— Ах, так! Нет, как ты это себе представляешь, чтобы женщина диктовала мне свои правила, да еще находясь в моих объятиях? Нет, так не пойдет, — выпустив ее из своих объятий, сказал Стив и поднял с пола сброшенную рубашку.

— А что тебе не нравится? Это же очень удобно, никаких проблем. Встретились и снова разошлись.

— А так, мне не хочется, чтобы меня просто использовали для удовлетворения желания и потом выкинули, как уже использованную вещь. Это как-то унизительно для мужчины.

— Но вы ведь, мужчины, чаще всего именно так поступаете с женщинами.

— На то мы и мужчины. — Стив надел рубашку, посмотрел на частично оголенную и удивленную Стешу и сказал: — Да, в мире много чего творится, но всем хочется все-таки, чтобы их хотя бы чуть-чуть любили.

Он отвернулся и вышел.

Стеша еще долго лежала на кровати и думала: как же все интересно устроено. Когда ее хотят мужчины, она от них старается избавиться, когда она хочет мужчину, мужчина убегает от нее. «Мир хорош хотя бы тем, что он отличная тема для размышления», сказал Хэзлип Уильям и был, наверное, прав.

33

«Если у тебя возникают сомнения, если твоя душа приходит в смятение, затаи дыхание. Посмотри, как беспечно по небу плывут облака, как ветер пытается спрятаться в листве больших деревьев, как солнце скользит по поверхности воды. И наконец, как тепла земля, когда ты стелешь на нее свое, явно осязаемое и ошибочно воспринимаемое то, что называется твоим телом, но не является твоим «Я», — писала она сама себе в своем дневнике, но и это ей не помогало.

Стеша смотрела на мобильник, брала его в руки, вертела, но потом опять в нерешительности откладывала. Она хотела до последнего растянуть время и не принимать никаких решений…

Как-то Пема сказала ей:

— За твоим сомнением кроется нечто реальное, о чем ты не хочешь рассказывать или даже сама хочешь забыть.

— Наверное, ты права, — согласилась Стеша.

— Это не пройдет само собой, это как нарыв. Пока ты его не вскроешь, даже если это очень больно, он постоянно будет переполнен гноем.

Стеша удивилась тому, что, хотя она довольно уже долго знала Пему, однако даже не догадывалась о такой ее прозорливости.

Да, гнойник действительно был, он нарывал уже много лет, и этот нарыв томил ее душу и не давал ей свободно вздохнуть.

Это случилось давно. В том далеком неуютном, холодном детдоме… Однажды под вечер в детдом прибыла новая партия отловленных на вокзале чумазых изголодавшихся детей. Их направили сразу из приюта, даже не помыв и не переодев в чистую одежду, так как была зима, приюты были переполнены, и времени у персонала на всех не хватало.

Он смотрел на нее удивленными голубыми глазами, и она смотрела на него тоже. И все потому, что они были оба рыжие, словно брат и сестра. Стеша смотрела на рассыпанные по его носу веснушки, на сам нос, маленький и вздернутый, на торчащие уши и совершенно такие же, как у нее, волосы, только скомканные и давно не мытые. Она молча протянула ему спрятанную в нагрудном кармашке шоколадку, которую утром ей незаметно дала тетя Вера, и стала ждать, что он скажет волшебное слово «спасибо». Но он выхватил из ее рук протянутую сладость и, даже толком не развернув, быстро засунул ее в рот. Наверное, очень голодный, подумала Стеша и протянула ему шоколадный батончик, который хранила на тот случай, если ей станет очень грустно, и который ей тоже неделю назад принесла тетя Вера. И он, тоже схватив его, уже поднес ко рту, но тут неожиданно подлетевшие подростки выбили у него батончик из рук. Завязалась драка. На Стешиных глазах чумазые ребята избивали этого рыжего, голубоглазого мальчика, а она бегала вокруг них и ничего не могла сделать. Но потом все же метнулась в конец коридора, где хранила свои принадлежности уборщица Анастасия, и, схватив ее швабру, смело стала колотить ее древком перепачканные грязью спины.

Ребята испугались и отбежали к стене, к двери директорского кабинета, как бы подсознательно чувствуя, что там их защитят от этой бешеной девчонки, и она, Стеша, ликуя от такой внезапной и легкой победы, гордо взяла за руку этого рыжеволосого мальчика и повела за собой.

Так они встретились и подружились. Маленький Антошка, которого сняли с Новосибирского поезда, и она, Стеша, которую выкинула красивая, преуспевающая женщина.

— Я тебя всегда буду защищать, ты только ничего не бойся, — говорила она, вытирая слезы с его щек.

Его определили в другую группу, так как он был младше, но они все равно постоянно играли вместе, читали книжки, рисовали и даже несколькими годами позже вместе пришли заниматься кунг-фу.

Все это было вполне невинно, пока однажды, нечаянно соприкоснувшись телами, они не почувствовали, что стали вырастать и что странные переживания и новые чувства стали возникать при их случайных соприкосновениях.

Эти чувства были настолько захватывающими и неожиданными, что они повергали их в смущение и в трепет, и уже не только они стали замечать их. Антошку дразнили его друзья, рассказывая гадости про женщин, а за Стешей стали усиленно следить глаза заведующей и воспитателей. И все это вмешательство окружающих их людей, казалось, отравляло чистое и светлое, превращая их чувства во что-то мерзкое и гадкое. И когда Антон однажды вечером на лестнице, прижавшись вдруг к ее телу, потянулся к ее губам, она, вспомнив наставление взрослых, неожиданно для самой себя хлопнула его изо всех сил по щеке и быстро метнулась вниз.