Блаженная несвобода - Страница 19

Мне не хотелось ничего, никого, и даже страх смерти, когда я мчалась на мотоцикле над пропастью Гималайских гор, уже не давал никакого допинга…

Но где-то в уголочке моего сердца все-таки теплилась надежда на какое-нибудь чудо, совершенно маленькое чудо, которое даст глоточек воздуха моему сердцу, и сердце вдруг расцветет. Но это так и осталось надеждой, которая потеплилась в уголочке моей души и спокойно погасла.

Сегодня красивая индийская девушка с ликованием окуривала благовонными палочками индийского юношу. Я видела его веселые глаза, и как они классно смотрятся друг с другом, и никак не могла понять, почему он каждый день сидит с ней вместе в офисе, шутит и смеется, а думает о другой?

Существо, которое попало под мою опеку и называлось моим именем, нещадно разыгрывало спектакли, чтобы ублажить местное население. И для этого я каждый день красилась и надевала вызывающие наряды. Надо ли было мне все это?.. А если я однажды не накрашусь, не сяду на мотоцикл и не буду везти себя нагло-раскованно, чтобы потешить окружение? И все вдруг увидят одно лишь пресное, серое и ничем не примечательное лицо? Может, это кого-то наконец-то излечит? И красивый индийский юноша спокойно женится на этой индийской девушке, и будет плодиться и размножаться на таких же маленьких, обалденно смазливых индусят? И пыльный занавес наконец-то закроется?

Буйно разросшаяся растительность щедро покрывает горные склоны, реки выходят из берегов и становятся мутными, обильные потоки дождя смывают накопившийся мусор, что привычно выкидывается прямо на улицы.

Дхарамсала живет и процветает. Ричард Гир вымостил все дороги, и Тибетская колония стала потихоньку превращаться в цивилизованное поселение. Жизнь, которую не посвятили в грядущий Армагеддон, опять продолжается и готова продолжаться вечно.

Тибетцы, иностранцы, индусы радуются Мансуну, радуются друг другу, радуются тому, что они делают нечто важное и значимое.

Мотоцикл почему-то стал выть, холодный воздух врывается в легкие, и мне хочется попасть под ливень и промокнуть насквозь, чтобы струи воды стекали с моих волос и заливали глаза… И чтобы этот зверь-мотоцикл бесконечное количество времени с ревом рассекал это плотное удушливое пространство и никогда не возвращался назад.

Как никогда понимаю, насколько я чужая и лишняя этому миру… и нет мне места в нем».

Стивен еще какое-то время сидел на бетонном полу, но потом закрыл блокнот и положил его обратно в сумку.

Потом он встал, собрал свои вещи в рюкзак, постоял посреди комнаты, глядя куда-то вдаль, но вдруг ни с того ни с сего решительно бросил вещи в угол, вынул из кармана джинсов Стешины деньги и положил их обратно в сумку.

— Слабак, — сказал он себе с презрением и пошел на кухню.

17

Почти каждый день она садилась на мотоцикл и приезжала в Маклеоганж. Это была Тибетская колония, находящаяся высоко в горах над Дхарамсалой и состоящая всего из двух-трех улиц.

Это было уже привычкой. Стеша знала, что ее ждут. Ее ждали калеки у обочин, которых она ласково всегда дразнила, ее ждал маленький индусский мальчик, который каждый раз весело залезал на заднее сиденье мотоцикла и на чистом английском шутя признавался ей в любви. Ее ждал нескончаемый поток местных торговцев, которые, как правило, выходили из своих магазинов на улицу и, делясь новостями, грелись на солнце. И еще ее ждал какой-нибудь интересный случай, который время от времени происходил на улицах этого поселения, любимой отдушины индийских туристов во времена наиболее жаркого солнца и места слета людей, обремененных духовным поиском.

Но сегодня было на редкость скучно. Стеша зашла в маленький ресторанчик на площади, где работал ее старый знакомый Рахуль, и заказала капучино, который, в отличие от московского, был здесь очень вкусным и относительно дешевым. Правда, делал ей его исключительно сам хозяин заведения.

Стеша смотрела в огромное, во всю стену окно, когда внезапно услышала голос:

— Ты уже нашла нового бойфренда? — Голос принадлежал местному индийскому подростку, который так сильно хотел стать побыстрее взрослым, что уже пытался брить свой еле видный пушок над верхней губой.

— Я его и не ищу, — невозмутимо ответила Стеша.

— Почему?

— Потому что у меня нет в этом необходимости.

— Ну да, — не поверил юноша, — как же ты теперь без Санжея, одна, тебя здесь никто не защитит и не утешит? — Он явно хотел нырнуть гораздо глубже в непроницаемое озеро ее чувств, но не тут-то было, другой голос на чистом английском произнес:

— Мужчины сейчас обмельчали и не стоят наших переживаний, правда, Стеша? — сказала худенькая обаятельная девушка, появившаяся из ниоткуда. — Мы будем теперь любить исключительно женщин, — добавила она и весело обняла Стешу.

— Валька, милый, ты откуда? — вспыхнула та солнечной улыбкой.

Индусский юнец, опешив от такой откровенности, тут же растворился в пространстве.

— Прямо из Москвы, сбежала от очередного любимого и сварливых родителей, — отвечала девушка, задорно покачивая вьющимися русыми локонами, которые очаровательно обрамляли ее миловидное, подернутое свежим загаром личико. Слегка замусоленный наряд тинейджера ей, как ни странно, жутко шел.

Валя была соткана из противоречий. Дочь известного в российских кругах журналиста, она с детства выросла на умных книжках и интеллектуальных фильмах, была подвергнута культурному воспитанию на основе современных методов развития творческих способностей в специальной английской школе, проходила усовершенствование своих навыков в Америке и с успехом закончила филологический факультет Московского университета. И даже преподавала на кафедре иностранных языков.